Подбежав к Маре, дети, начиная с самой младшей, по очереди поздоровались. Хелен смотрела на них с любовью, позволив им рассказать Маре о новой любимице — черепашке, и лишь после этого отправила делать уроки.

— Они, должно быть, очень взволнованы перед предстоящей поездкой, — заметила Мара, когда девочки скрылись в бунгало. В последний раз, когда она заезжала в миссию, Хелен рассказала ей о своих планах отвезти девочек Домой, в Англию, на каникулы, чтобы они смогли впервые повидаться с бабушкой и дедушкой.

Лицо Хелен омрачилось.

— Мы пока никуда не едем. Слишком дорого. Мы все были очень огорчены. — На мгновение она умолкла, едва сдерживая слезы.

— Мне очень жаль, — сказала Мара.

Хелен вздохнула и отвернулась, обозревая толпу пациентов. Затем, через мгновение, едва заметно покачала головой, будто напоминая самой себе, сколь мелочны ее проблемы по сравнению с бедами собравшихся.

— Я как раз направлялась в радиорубку, — напомнила о себе Мара.

Все еще занятая своими мыслями, Хелен медленно кивнула:

— Вообще-то сегодня утром тебе пришло сообщение. Джозеф уже собирался отправлять посыльного.

— Я ездила в Кикуйю, — ответила Мара, ощутив напряжение. Сообщение, она почти уверена, было от Джона. Но значит ли это, что новости из банка хорошие?

— Вон идет Джозеф, — сказала Хелен. — Спроси у него. Сегодня утром дежурил он.

Низенький темнокожий африканец поспешил к ним. После обмена немногословными европейскими приветствиями он вытащил сложенный лист бумаги и, слегка склонившись в поклоне, подал его Маре.

Мара нервно нахмурилась. Она расправила лист и быстро пробежала взглядом слова, написанные от руки большими буквами:

«НЕ ДОБИЛСЯ УСПЕХА НИ СО СЛОАНОМ, НИ С РАНДЖИТОМ. НАНЯЛСЯ НА РАБОТУ НА ПЯТЬ НЕДЕЛЬ. ПЕШЕЕ САФАРИ В СЕЛУСЕ [9] . ВЫЕЗЖАЮ НЕМЕДЛЕННО. РАДИОСВЯЗИ НЕТ. ДЖОН».

Мара еще раз перечла непонятное послание, беспомощно шевеля губами и понемногу осознавая его смысл. Слоан был представителем лондонского страхового общества «Ллойдз». Ранджит был индийским торговцем и занимался займом денег — он был последней надеждой Джона в случае, если банк откажет.

Не добился успеха… Итак, вот оно — никакого займа не будет.

Мара перешла к обдумыванию второй части послания.

Пять недель в Селусе. Селусский резерват представлял собой обширную необитаемую территорию в одном из самых отдаленных мест Танзании… да что там Танзании — Африки… Отсутствие радиосвязи…

— Все в порядке? — забеспокоилась Хелен.

Мара услышала в ее голосе любопытство, сдобренное, однако, тревогой. На какой-то миг Мара испытала искушение поделиться своими переживаниями с Хелен. Но она знала, что Джон взбесился бы, узнав о подобном вмешательстве в их личную жизнь.

— Да, все хорошо, спасибо, — отозвалась Мара. — Просто сообщение от Джона. Ничего важного.

Она выдавила из себя улыбку и направилась к «лендроверу», медленно покачав головой. Какая горькая ирония! Наконец приют полон гостей — но Джона не будет. Он будет в другом конце страны с длинной чередой носильщиков, возглавляя эксцентричную охотничью кампанию, призванную вернуть старые добрые времена.

Мара остановилась. По спине у нее пробежала дрожь — она только сейчас осознала, что именно это значит. Джона нельзя вернуть. Приедет съемочная группа, и со всем придется справляться в одиночку.

Оказавшись в приюте, женщина вошла через парадную дверь. Вместо того чтобы привычным жестом швырнуть шляпу на постель, Мара положила ее на столик в прихожей, как это обычно делал Джон.

Мара прошла по коридору на кухню. Массивную деревянную дверь всегда держали закрытой, но в щель под ней проникал гул разговора. Она узнала голоса Кефы и Менелика, но кроме них слышно было, по крайней мере, еще два других. Судя по энергичным интонациям, она догадалась, что они обсуждают киношников, приезд которых вскоре ожидался. Она подозревала, что возбуждение и волнение жителей деревни возрастало в геометрической прогрессии.

Подойдя к порогу, Мара остановилась на минуту, затем распахнула дверь и уверенно вошла. Четыре лица обратились к ней. Она ждала, что Менелик бросит взгляд на заднюю дверь. Что бы она ни делала, одобрения от него все равно не дождешься. Но он лишь удивленно посмотрел на нее, слегка приподняв бровь.

— У меня есть для вас новости, — промямлила Мара. — Возможности связаться с бваной нет. Он уехал на большое сафари. Его не будет пять недель.

У Кефы от удивления открылся рот. Казалось, он на миг потерял дар речи. Его глаза тревожно расширились.

— Но ведь приезжают гости! Он нужен нам здесь.

— Нам придется справляться без него, — отозвалась Мара. Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал уверенно, а взгляд оставался твердым.

— Это невозможно, — гнул свою линию Кефа. — Всегда должен быть бвана. В каждом доме. Он нужен, чтобы говорить, что нам следует делать. Он нужен, чтобы стрелять из ружья.

— Я попрошу в департаменте охотхозяйства, чтобы нам в помощь прислали рейнджера, — ответила Мара. — Еще мы можем вызвать из деревни оруженосца, который работал на Джона. Он будет вторым стрелком.

Кефа покачал головой:

— Это против правил.

— Я знаю. Но это не будет охотой. Это только для защиты. Вы же видели чиновника из отдела. Сам президент поддерживает нас. Если что-то случится, мы свяжемся прямо с мистером Кабеей.

Кефа оставался непоколебимым.

— Это неправильно. Бване бы это не понравилось. Он бы никогда не согласился, чтобы сюда присылали какого-то рейнджера, если он сам не выбрал какого!

Мара вздохнула.

— Бваны здесь нет. — Она говорила, не повышая голоса, как это всегда делал Джон на охоте. Все четверо мужчин наклонились к ней поближе, совсем чуть-чуть. Она засунула руку в карман брюк и вынула оттуда пачку денег. Пачка была намного тоньше, чем перед тем, как Мара отправилась за покупками, но все еще выглядела внушительно. Мара увидела, как мужчины обменялись взглядами.

Она посмотрела по очереди на Кефу и на Менелика:

— Мне дали эти деньги. Они мои. Я заплачу то, что вам причитается. Затем я заплачу двойную ставку за тяжелую работу, которая нам предстоит. Но вы должны делать все, что я скажу. Саш хиви. Говоря прямо, бвана теперь я.

Мужчины молча переводили взгляд с Мары на деньги и обратно. В напряженной тишине слышно было, как муха бьется в окно. Менелик еле заметно пожал плечами в знак того, что решение остается за Кефой. В конце концов, он всего лишь повар. Его вотчиной всегда была кухня — здесь, в приюте, или на сафари, независимо от того, присутствовал бвана или нет. Но Мара знала, что Менелик пристально наблюдает за Кефой в ожидании его реакции.

Наконец Кефа принял решение. Он выпрямился, вытянув руки по швам.

— Да, мемсаиб, — ответил он. — Бвана мемсаиб.

— Спасибо тебе, — сказала Мара. — Спасибо тебе огромное.

3

Лужайка была устелена разложенными в ряд матрасами. Племянники Кефы, сгорбившись, пробирались между ними, изучая каждый отдельный матрас на наличие насекомых и выуживая из набивки застрявшие семена капока [10] .

Мара вынесла на лужайку охапку свежевыстиранных москитных сеток и бросила их на траву рядом с матрасами. Она выудила две нейлоновые сетки.

— Это для хижин номер один и номер два. Куда вы прицепите остальные, не имеет значения! — сказала она, махнув рукой на истрепавшиеся старомодные марлевые сетки, с которых при встряске слетали пушинки, а на Свету отчетливо просматривались коричневые пятнышки — там, где жертвам удалось посчитаться с набравшимися крови москитами.

— Да, бвана мемсаиб, — дружно выпалили мальчики. На мгновение ей показалось, что ответ они дадут, вытянувшись по стойке «смирно». С момента их назначения на должность хаус-боев, что-то вроде ответственных за порядок в хижинах, в их поведении наметились признаки дисциплины, чему способствовала выданная Кефой униформа из запасов Рейнора: полотняная рубаха и шорты цвета хаки. Форма — это сразу бросалось в глаза — была мальчикам явно не по фигуре: из широких рукавов торчали руки, словно палки, с острыми сучками локтей. Зато уж — и это тоже бросалось в глаза — форма наполняла мальчишек чувством собственной значимости. «Бина была бы довольна, — подумалось Маре, — все пуговицы на месте, даром что рубашкам уже лет двадцать — выглядят они как новые».